В защиту пастуха-поэта

Вот уж к двадцати шести
Путь мой близится годам,
А мне не с кем отвести
Душу, милая мадам.
(Из стихов товарища)

Лукавоглаз, широкорот, тяжёл,
Кося от страха, весь в лучах отваги,
Он в комнату и в круг сердец вошёл
И сел средь нас, оглядывая пол,
Держа под мышкой пёстрые бумаги.

О, эти свёртки, трубы неудач,
Свиная кожа доблестной работы,
Где искренность, притворный смех и плач,
Чернила, пятна сальные от пота.

Заглавных букв чумные соловьи,
Последних строк летящие сороки...
Не так ли начинались и мои
С безвестностью суровые бои, -
Всё близились и не свершались сроки!

Так он вошёл. Поэзии отцы,
Откормленные славой пустомели,
Говоруны, бывалые певцы
Вокруг него, нахохлившись, сидели.

Так он вошёл, смиренник. И когда-то
Так я входил, смеялся и робел, -
Так сходятся два разлучённых брата:
Жизнь взорвана одним, другим почата
Для важных, может, иль ничтожных дел.

Пускай не так сбирался я в опасный
И дальний путь, как он, и у меня
На золотой, на яростной, прекрасной
Земле другая, не его родня.

Я был хитрей, весёлый, крепко сбитый,
Иркутский сплавщик, зейский гармонист,
Я вёз с собою голос знаменитый
Моих отцов, их гиканье и свист...

...Ну, милый друг, повёртывай страницы,
Распахивай заветную тетрадь.
Твоё село, наш кров, мои страницы!
О, я хочу к началу возвратиться -
Вновь неумело песни написать.

Читай, читай... Он для меня не новый,
Твой тихий склад. Я разбираю толк:
Звук дерева нецветшего, кленовый
Лесных орешков звонкий перещёлк.

И вдруг пошли, выламываясь хило,
Слова гостиных пошлых. Что же он?
Нет у него сопротивленья силы.
Слова идут! Берут его в полон!

Ах, пособить! Но сбоку грянул гогот.
Пускай теперь высмеивают двух -
Я поднимаюсь рядом: «Стой, не трогай!
Поёт пастух! Да здравствует пастух!

Да здравствует от края и до края!»
Я выдвинусь вперёд плечом, - не дам!
Я вслед за ним в защиту повторяю:
«Нам что-то грустно, милая мадам».

Бывалые охвостья поколенья
Прекрасного. Вы, патефонный сброд,
Присутствуя при чудосотворенье,
Не слышите ль, как дерево поёт?..

1934